Михаил Зенкевич
Поэт, зачем ты старое вино Переливаешь в новые меха? Все это сказано уже давно И рифмою не обновишь стиха.
Стары все излияния твои, И славы плагиат тебе не даст: «Песнь песней» все сказала о любви, О смерти все сказал Экклезиаст.
Пары сгущая в алый кокон,- Как мудрый огненный паук, Ткет солнце из цветных волокон За шелковистым кругом круг.
И тяжким тяготеньем сбиты, И в жидком смерче сгущены, Всего живущего орбиты И раскаленны и красны.
И ты, мой дух слепой и гордый, Познай, как солнечная мгла, Свой круг и бег алмазно-твердый По грани зыбкого стекла.
Плавь гулко в огненном удушье Металлов жидкие пары И славь в стихийном равнодушье Раздолье дикое игры!
И у тигра есть камышовое логово, И он, усталый от ночных охот, Налакомившийся сладким мясом двуногого, Залезая, языком кровавым лизнет Проснувшийся, кинувшийся к матери помет. Где ж спасенье от нее, от женщины пышнотелой, Если шепчет вождю, прижимаясь,- люблю. Или скажет за тебя мужское нет С прорезиненными крыльями металлический скелет. Пусть засвищет воздух... улю-лю... улю-лю... В руль вклещившись руками, головой оголтелой Турманя, над черным муравейником проделай Последнюю, затяжную, мертвую петлю.
Жизнь часто кажется мне ученицей, Школьницей, вызванной грозно к доске. В правой руке ее мел крошится, Тряпка зажата в левой руке.
В усердье растерянном и неумелом Пытается что-то она доказать, Стремительно пишет крошащимся мелом, И тряпкой стирает, и пишет опять.
Напишет, сотрет, исправит... И все мы — Как мелом написанные значки — Встаем в вычислениях теоремы На плоскости черной огромной доски.
И столько жестокостей и издевательств Бессмысленно-плоских кому и зачем Нужны для наглядности доказательств Самой простейшей из теорем?
Ведь после мучительных вычислений В итоге всегда остается одно: Всегда неизменно число рождений Числу смертей равно.
Я вновь верхом в пространствах, взрытых Плугами солнцу и ветрам, И слышу предзакатный гам Грачей прожорливых, несытых. Ржет жеребец, почуя в темных Полях за гумнами станиц Шарахающихся и томных Игриво-нежных кобылиц. Но черно-бархатные губы И трепет шерсти золотой, Мой пылкий конь, смирю я грубо Рот раздирающей уздой. Ведь и меня средь пашен тоже Она незримо позвала И вновь над сердцем в хлябкой дрожи Красны стальные удила.
Взмывают без усталости Стальные тросы жил,— Так покидай без жалости Места, в которых жил.
Земля кружится в ярости И ты не тот, что был,— Так покидай без жалости Всех тех, кого любил.
И детски шалы шалости И славы, и похвал,— Так завещай без жалости Огню все, что создал!
Тих под осенними звездами Простор песчаный, голубой. Я полон музыкой, огнями И черной думой, и тобой. Я вижу в бледности сияний Трубы фабричной обелиск; В хаосе дымных мирозданий, Как хищный коготь,- лунный диск. Чу... Крик отрывистый и странный. То там, где дробятся лучи, На белой отмели песчаной Перекликаются сычи. Зачем-то нужно тьме зеленой Зародыш кровяной зачать - И будет вопль их воспаленный До солнца судоржно звучать,- Чтоб тот, как и они, незрячий, В холодной мгле один кружил, Потухший метеор бродячий, Осколок огненных светил. Я вдруг тебя увидел рядом - На черни кос отлив зарниц, И светится над темным взглядом Сеть черных месяцев - ресниц... И все - лишь крови шум оргийный Да звон безумств седых веков? Сычей крик хищный и стихийный Над мертвым серебром песков?
О, прости, о прости меня, моя Беатриче Без твоего светоносного тела впереди Я обуздывал тьму первозданных величий, Заколял, как на вертеле, сердце в груди. И я с ордами мыкался. Кормясь кониной, В войлок сваленной верблюжьим потником, От пожарищ, пресыщенный лаской звериной На арканах пленниц гнал косяком. А ты все та же. В прозрачной одежде С лебедями плескаешься в полдень в пруду, Твои груди - мимозы и сжимаются прежде, Чем я кудрями к ним припаду. Вот смотри - я, твой господин я невольник, Меж колен раздвинув передник из роз. Целую на мраморе царственный треугольник Нежно курчавящихся золотых волос.
От тьмы поставлены сатрапами, Тиары запрокинув ввысь, Два полюса, как сфинксы, лапами В граниты льдистые впились;
Глядят, как россыпью алмазною Сверкают снежные хребты, Как стынут тушей безобразною Средь льдов затертые киты.
И средь сияний электрических Вращая тусклые зрачки, Ждут, чтоб до зарослей тропических Опять низринуть ледники.
И как удав кольцом медлительным Чарует жертву, так пьянит На компасе путеводительном Их плавно пляшущий магнит.
И сквозь горение бесплодное, Бушующее бытие Все чудится его холодное, Его тупое острие!
Твой сон предрассветный сладок, И дразнит дерзкого меня Намеками прозрачных складок Чуть дышащая простыня.
Но, недотрога, ты свернулась Под стать мимозе иль ежу, На цыпочках, чтоб не проснулась, Уйду, тебя не разбужу.
Какая гладь и ширь какая! И с якоря вниз головой Сейчас слечу я, рассекая Хрусталь дремотный, огневой!
И, вспомнив нежную истому, Еще зовущую ко сну, Навстречу солнцу золотому С саженок брызгами блесну.
Над взморьем пламенем веселым Исходит медленно закат, И женские тела за молом Из вод сиреневых сквозят.
То плещутся со смехом в пене, Лазурью скрытые по грудь, То всходят томно на ступени Росистой белизной сверкнуть.
И пламенник земным красотам - Сияет вечной красотой Венерин холмик золотой Над розовым потайным гротом.
И мглится блеск. Блажен, кто их Пред ночью поцелуем встретит, Кто в светлых их зрачках заметит, Как вечер был огнист и тих, Кому с их влажных уст ответит Солоноватость волн морских.
И он настанет - час свершения, И за луною в свой черед Круг ежедневного вращения Земля усталая замкнет.
И, обнаживши серебристые Породы в глубях спящих руд, От полюсов громады льдистые К остывшим тропикам сползут.
И вот весной уже не зелены - В парче змеящихся лавин - В ночи безмолвствуют расщелины Волнообразных котловин.
Лишь кое-где между уступами, Вскормленные лучом луны, Мхи, лишаи, как плесень, струнами Вскарабкались на валуны.
А на полдневном полушарии, Где сохнут, трескаясь, пласты, Спят кактусы, араукарии, Раскрыв мясистые цветы.
Да над иссякнувшими руслами - Ненужный никому металл - В камнях кусками заскорузлыми Сверкает золото средь скал.
Да меж гранитными обвалами, Где прилепились слизняки, Шевелят щупальцами алыми Оранжевые пауки.
И, греясь спинами атласными И сонно пожирая слизь, Они одни глазами красными В светило желтое впились.
Живут стихи, которые с трибуны Бросают гулко громовой раскат. От их порыва, как в грозу буруны, Рукоплескания толпы гремят.
Живут стихи, которые с эстрады Не прозвучат, но голос их знаком: Прослушать их среди беседы рады Собравшиеся дружеским кружком.
Живут стихи, которые, смущаясь, Застенчиво смолкают при других, Но, соловьиной трелью рассыпаясь, Звенят в уединенье для двоих.
Живут стихи, которые напевно Звучат лишь одному наедине, О самом сокровенном задушевно Беседуя в рассветной тишине.
Хоть отроческих снов грехи Средь терпких ласк ей не рассказаны, Но с женщиной тайно связаны Струнами зычных мышц стихи. Как в детстве струи жгли хрустальные И в зное девочки, резвясь, Рядили холмики овальные, Как в волоса, в речную грязь. Мне акробаток снилась лестница Под куполом, и так легко На мыльный круп коня наездница С размаха прыгала в трико. И помню срамные видения, И в гари фабрик вечера, Но я люблю тебя не менее, Чем робким отроком, сестра. Сойди, зрачками повелительных И нежных глаз разрушь, разъяв, Сцепленье жвачных глыб, стремительных Средь вод, и зарослей, и трав. Пусть дебрей случных мы наследники, Вновь наши райские сады, Неси же в лиственном переднике, Как Ева, царские плоды.
Пять материков, пять океанов Дано моей матери, и я пятью Лучезарными зеркалами в душу волью Солнечный ветер млечных туманов. Приниженное искусствами Осязанье, Ты царственней остальных пяти: В тебе амеб студенистое дрожанье И пресмыкающихся слизкие пути. Мумму Тиамат, праматерь слепая Любовного зуда, в рыбью дыру Растерзанной вечности, не она ли, слипая Катышами, метала звездную икру... И вы, близнецы расщепленного рода, Неразделимые - кто древнее из двух - Присосы, манящие в глубь пищевода, Или музыкой ароматов дрожащий нюх. В вас прыжок электрический на кошачьих лапах, Беспокойная вскинутость оленьего венца, Прохлада источников и мускусный запах Девственной самки, зовущей самца. И вы, последние, нежные двое - Зрение и Слух,- как млечный туман, Без границ ваше царство радужное огневое, Бушующий энергиями эфирный океан.